Даргомыжский

Александр Сергеевич Даргомыжский (1813-1869) вместе с М.И. Глинкой является основоположником русской классической школы. Историческое значение его творчества очень точно сформулировал Мусоргский, назвавший Даргомыжского «великим учителем правды в музыке». Задачи, которые Даргомыжский ставил перед собой, были смелыми, новаторскими, и их реализация открыла для  развития отечественной музыки новые перспективы. Не случайно так высоко оценивали его творчество русские композиторы поколения 1860-х годов, в первую очередь – представители «Могучей кучки» [1].

Решающую роль в формировании Даргомыжского как композитора сыграло его сближение с М. И. Глинкой. Теорию музыки он изучал по глинкинским тетрадям с записями лекций Зигфрида Дена, романсы Глинки Даргомыжский исполнял в различных салонах и кружках, на его глазах сочинялась опера «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»), в сценических репетициях которой он принимал непосредственное участие. Даргомыжский прекрасно усвоил творческую манеру своего старшего современника, о чем говорит сходство ряда  их сочинений[2]. И все же по сравнению с Глинкой, талант Даргомыжского был совершенно иной природы. Это талант  драматурга и психолога, который проявился, главным образом, в вокальных и сценических жанрах.

По словам Асафьева, «Даргомыжский владел порой гениальной интуицией музыканта-драматурга, не уступая Монтеверди и Глюку…». Глинка разностороннее, масштабнее, гармоничнее, он легко схватывает целое, Даргомыжский же погружается в детали. Художник очень наблюдательный, он аналитически изучает человеческую личность, подмечает особенные ее качества, манеру поведения, жесты, интонации речи. Особенно его привлекала передача тонких процессов внутренней, душевной жизни, различных оттенков эмоциональных состояний.

Даргомыжский стал первым представителем «натуральной школы» в русской музыке[3]. Ему оказались близки излюбленные темы критического реализма, образы «униженных и оскорбленных», родственные героям Н.В. Гоголя и П.А. Федотова. Психология «маленького человека», сострадание его переживаниям («Титулярный советник»), социальное неравенство («Русалка»), «проза быта» без прикрас – эти темы впервые вошли в русскую музыку благодаря Даргомыжскому.

Первой попыткой воплощения психологической драмы  «маленьких  людей» была опера «Эсмеральда» на готовое французское либретто Виктора Гюго по роману «Собор Парижской богоматери» (закончена в 1842 году)[4]. «Эсмеральда»,   созданная по модели  большой романтической  оперы, демонстрировала реалистические устремления композитора, его интерес к острой конфликтности, сильным драматическим сюжетам. В дальнейшем главным источником подобных сюжетов для Даргомыжского стало творчество А.С. Пушкина, на тексты которого он создал оперы «Русалка» и «Каменный гость», более 20 романсов и хоров, кантату «Торжество Вакха», позднее переделанную в оперу-балет.

Своеобразие творческой манеры Даргомыжского определяет оригинальный сплав речевых и музыкальных интонаций. Собственное творческое кредо он сформулировал в знаменитом афоризме:«Хочу, чтобы звук прямо выражал слово, хочу правды». Под правдой композитор понимал точную передачу речевых интонаций в музыке.

Сила музыкальной декламации Даргомыжского заключается, главным образом, в ее поразительной естественности. Она тесно связана и с исконно русской распевностью, и с характерными разговорными интонациями. В  удивительно тонком ощущении всех особенностей русского интонирования, мелодики русской речи немалую роль сыграла любовь Даргомыжского к вокальному музицированию и его занятия вокальной педагогикой.

Вершиной исканий Даргомыжского в области музыкальной декламации стала его последняя опера – «Каменный гость» (по маленькой трагедии Пушкина)[5]. В ней он приходит к коренной реформе оперного жанра, сочиняя музыку на неизменный текст литературного источника. Добиваясь  непрерывности музыкального действия, он отказывается от исторически сложившихся оперных форм. Лишь две песни Лауры имеют законченную, закругленную форму. В музыке «Каменного гостя» Даргомыжскому удалось добиться совершенного слияния речевых интонаций с выразительным мелодизмом, предвосхитив открытия оперного театра XX века.

Новаторские принципы «Каменного гостя» нашли продолжение не только в оперном речитативе М. П. Мусоргского, но и в творчестве С. Прокофьева. Известно, что и великий Верди, работая над «Отелло», внимательно изучал партитуру этого шедевра Даргомыжского.

В творческом наследии композитора наряду с операми выделается камерная вокальная музыка – более 100 произведений. Они охватывают все основные жанры русской вокальной лирики, включая новые разновидности романса. Это лирико-психологические монологи («Мне грустно», «И скучно, и грустно» на слова  Лермонтова), театрализованные жанрово-бытовые романсы-сценки («Мельник» на стихи Пушкина).

Оркестровые фантазии Даргомыжского – «Болеро», «Баба-Яга», «Малороссийский казачок», «Чухонская фантазия» – вместе с симфоническими опусами Глинки ознаменовали вершину первого этапа русской симфонической музыки. В них явны признаки жанрово-характеристического симфонизма (национальная окраска тематизма, опора на песенно-танцевальные жанры, картинность образов, программность).

Многогранной была музыкально-общественная деятельность Даргомыжского, которая развернулась с конца 50-х годов XIX века. Он принимал участие в работе сатирического журнала  «Искра» (а с 1864 года – и журнала «Будильник»),  был членом комитета Русского музыкального общества (в 1867 году стал председателем его Петербургского отделения), участвовал в разработке  проекта  устава  Петербургской консерватории.