Средневековая литература

В средневековой словесности отчетливо различаются три литератур­ных пласта:

• церковно-религиозная литература;

• рыцарская литература, непосредственно связанная с правящим классом феодального общества;

• городская литература.

Наиболее значительна среди них рыцарская литература, представлен­ная героическим эпосом, куртуазной лирикой и романом.

К самым ранним образцам средневекового эпоса относятся предания древних ирландцев – ирландские саги, возникшие во II–VI ве­ках и исполнявшиеся народными певцами, бардами. Особенно интересен цикл саг древнеирландского племени ýладов. Герой этих саг – богатырь Кухулин, «не имеющий равных среди смертных», который гибнет, защищая родную землю от чужеземцев.

Образец эпоса скандинавских (северогерманских) народов – «Стар­шая Эдда», с примыкающими к ней исландскими сагами и поэзией скаль­дов, скандинавских поэтов из среды дружинников.

Дошедшая до нас в рукописи XIII века «Старшая Эдда» была названа так в отличие от «Младшей Эдды», ранее найденного трактата о твор­честве скальдов. Она состоит из мифологических, героических и морально-поучительных песен, излагающих житейскую мудрость раннего Средневековья. Цикл мифологических песен повествует о богах древних сканди­навов, áсах. Главным из них является Óдин (Вóдан, Вóтан у германцев), хозяин Вальхаллы.¹ Одину подчинены воинственные валькирии, которые уносят в Валь­халлу павших воинов.

Из героических песен «Эдды» выделяется цикл песен о нифлунгах (нибелунгах) – сказочных карликах, обладателей золотого клада. Коварный бог огня Локи отнял этот клад, в результате чего золото нифлунгов, переходя из рук в руки, становится причиной кровавой распри, смерти героев, гибели целых племен. Сюжет этого предания лег в основу средневековой немецкой поэмы «Песнь о нибелунгах».

Итак, в эпосе раннего Средневековья отразился образ жизни древ­них варварских племен, а также их мифология, более суровая и мрачная в сравнении с греческой.

Эпос зрелого Средневековья – новая ступень в истории этого жанра. Его сюжетной основой явились предания о времени великого переселения народов («Песнь о нибелунгах»), о норманнских набегах (не­мецкая «Кудруна»), о войнах Карла Великого (французский эпос), о бо­рьбе с арабским завоеванием (испанская «Песнь о моем Сиде»). Истори­ческой же почвой стала эпоха государственной консолидации, формирова­ния феодальных общественных отношений.

Если в более ранних памятни­ках прославлялся героизм людей, борющихся за интересы своего рода и племени, то в эпосе зрелого Средневековья воспет герой, сражающийся за целостность и независимость своего государства. В нем меньше фан­тастики, почти отсутствуют мифологические элементы, на место которых выдвигаются идеи, связанные с христианской религией.

Во многом типична для зрелого Средневековья «Песнь о Роланде» – памятник героического эпоса Франции. Лучшая редакция этого произве­дения относится к XI веку.

Исторической основой поэмы стал неудачный поход Карла Великого против басков. На обратном пути через Пиренейские горы один из отрядов армии Карла Великого был атакован ночью в самом опасном месте, Ронсевальском ущелье, коренными жителями, басками. В «Песне о Роланде» это событие приобрело черты величественного подвига, а кратковременный поход превратился в длительную войну против арабов-мусульман во имя христианских идеалов и «милой сладостной Франции».

Жизнь, отраженная в поэме, это жизнь воинов. Основное место среди них занимает Роланд, племянник Карла – горячий, самоотвержен­ный, отдавший жизнь за родину и короля. Рядом с Роландом поставлены его друзья, сподвижники: рассудительный Оливье, епископ Турпен, ря­довые воины. Все они своим патриотизмом противостоят предателю Ганелону, виновнику гибели Роланда и его воинов.

В XII веке одно из самых видных мест в средневековой литературе заняла куртуазная лирическая поэзия.

«Куртуазный» (от французского «cour» – двор) означает «придворный», рыцарски-учтивый. Куртуáзия (куртуáзность) как комплекс моральных и эстетических норм носила подчеркнуто светский, внецерковный характер. Она предпо­лагала учтивость обращения, изящные манеры, умение вести беседу и ухаживать за дамами, играть на музыкальных инструментах и слагать стихи. Куртуазия стала знаменем рыцарской культуры, которая родилась на юге Франции, в Провансе в конце XI века.

Провансальские певцы-поэты трубадуры явились первыми куртуазными лириками Европы. В центре их творчества – влюбленный по­эт и объект его восторженного поклонения, Прекрасная Дама. Ее место в рыцарской лирике аналогично тому, какое в религиозной поэзии отво­дилось Мадонне. Она непременно хороша собой и недоступна. Как прави­ло, это замужняя женщина, поэтому куртуазная любовь – тайная, а еще тонкая, изысканная, которая проявляется в форме трепетного обожа­ния. Любовь заставляет средневекового поэта по-новому взглянуть на окружающий мир: он воспевает земную красоту, цветущую природу, а так­же воинскую доблесть, мужскую дружбу, героику крестовых походов.

Обычно трубадуры были одновременно авторами и текста, и музыки, а также исполнителями своих стихов. Они не декламировали, а пели их под аккомпанемент арфы или цитры. Если рыцарь не располагал вокальны­ми данными, он нанимал менестреля, который исполнял его песни.

Песня – кансона (канцона) – стала основной, наиболее универсаль­ной формой лирики трубадуров. Разновидностями кансоны были альба (ут­ренняя песня), серенада (вечерняя песня), баллада (плясовая песня), пасторела (о встрече рыцаря с пастушкой) и так далее. Воспевая земные чувства, средневековые поэты часто основывались на народной музыке.

Уже в середине XII века опыт трубадуров подхватили труверы северной Франции, а чуть позже немецкие миннезингеры («певцы любви»). Ведающимися представителями рыцарской поэзии были Бертран де Борн, Бернарт де Вентадорн, Джауфре Рюдель (трубадуры), Кретьен де Труа, Адам де ла Аль (труверы), Вальтер фон дер Фогельвейде, Вольфрам фон Эшенбах (миннезингеры).

Рядом с рыцарской лирикой расцвел рыцарский роман, который, как и лирическая поэзия, широко разрабатывал темы военных подвигов и любви. Главным источником рыцарских романов были кельтские народные сказания, в первую очередь, легенды о короле Артуре и рыца­рях Круглого Стола. Обычная рамка рыцарского романа – картины двора Артура как средоточия идеального рыцарства.

Издавна сложилось поэти­ческое представление о том, что нельзя сделаться совершенным рыцарем, не потрудившись при дворе короля Артура. Отсюда – паломничество всех героев к этому двору, а также включение самых разных сюжетов в общий артуровский цикл. Так, например, довольно рано в «артуриану» вошла легенда о Святом Граале, в котором видели и таинственный камень алхи­миков, и чашу, из которой ел и пил Иисус во время Тайной Вечери. Мо­тив поисков Грааля постепенно стал ведущим сюжетным компонентом артуровского романа, обогатив его христианской этической идеей.

Связана с артуровским циклом и прекрасная кельтская легенда о Тристане и Изольде, известная в большом количестве обработок, многие из которых погибли, а от других сохранились лишь небольшие отрывки. Самая замечательная из этих обработок – немецкий роман Готфрида Стра­сбургского (начало XIII века). Наряду с Готфридом Страсбургским, круп­нейшими мастерами рыцарского романа были вышедшие из среды труверов и миннезингеров Кретьен де Труа и Вольфрам фон Эшенбах (его имя прославила рыцарская поэма «Парсифаль» о чудесном рыцаре Лоэнгрине).

Начиная с XIII века, параллельно с рыцарской литературой развивает­ся литература города. В ней, как правило, отсутст­вует идеализирующий пафос, она ближе к быту. Диапазон жанров город­ской литературы простирается от своеобразного аллегорического эпоса о животных (знаменитый «Роман о Лисе», где в качестве героев выведены звери), до небольших стихотворных рассказов (французские фаблио, не­мецкие шванки и т.д.).

Лирическая поэзия города представлена творчеством вагантов (буквально – «бродячие люди»), озорных школяров, беглых мона­хов, безработных клириков, пополнивших ряды бродячих музыкантов при­мерно с XII века. В отличие от рядовых жонглеров, как правило, негра­мотных, ваганты знали латынь, и на этом ученом языке слагали свои песни, совершенно далекие от куртуазной манеры. Без всякого жеманст­ва здесь воспевалась плотская любовь, радости винопития, азартные игры, а также высмеивалась знакомая вагантам церковная среда.